Я родилась во время войны. Мой отец воевал. Он был солдатом армии США и сражался на европейском фронте. После войны он служил в американском секторе в Берлине. Он увидел меня впервые полуторагодовалым ребёнком. Я выросла в тени той горячей войны и в повседневности последующей холодной войны.

У меня сложилось впечатление, что фашизм и коммунизм в основном были одинаковыми. Они оба были «тоталитарными режимами». Я понятия не имела, что в той войне СССР воевал на одной стороне с США.

Они — «красные» — возвели «железный занавес», и те, кто жил по ту сторону, были порабощены ими. Я не знала ни одного коммуниста в США, но слышала, что они всё же есть у нас. И я считала, что сенатор Маккарти был прав: мы должны искоренить их.

Для меня не было ничего более немыслимого, чем идея о том, что однажды я стану коммунисткой. Тем не менее, я стала. Я стала коммунисткой. Сначала я была либеральным сторонником Кеннеди. Потом активистом движения «новых левых» за гражданские права и против войны во Вьетнаме.

Именно на моей второй родине, в Ирландии, я изменила своё отношение к СССР и вступила в Коммунистическую партию. Во время войны Ирландия была нейтральной. После войны, под тяжёлым влиянием консервативного католицизма, здесь было сильное антикоммунистическое течение в духе холодной войны. Однако ко времени моего приезда оно рассеялось, и я нашла в Ирландии гораздо более открытое отношение к СССР, чем в США.

Я перешла на другую сторону этого воображаемого железного занавеса и обнаружила, что он не похож на то, что я представляла себе в детстве. Во время моего первого визита в СССР я прошла краткий курс советских исследований в Институте общественных наук в Москве, также известном как полу-полуподпольная Международная школа имени Ленина. Мы прослушали лекции по различным аспектам СССР: истории, политэкономии, философии и культуре. Нас приглашали в школы, на фабрики, на фермы и в советы. У нас была возможность побродить по улицам и увидеть повседневную жизнь.

За эти недели я многому научилась, но узнала гораздо больше во время второго визита, когда я приехала одна и на более длительный период времени. Я занималась исследованиями советских дебатов о науке, философии и политике. Я гораздо лучше узнала советских людей, услышала их жизненные истории, обсудила с ними многие вопросы. Узнала, что значила война для советской стороны, какое непропорциональное бремя несла страна, какие опустошительные потери выпали на долю СССР.

Моё впечатление было преимущественно положительным, но не наивным. Я узнала о трагическом исходе по итогам тех исторических дебатов, которые исследовала. Я знала, что честные учёные, философы, рабочие, коммунисты были «вычищены» или расстреляны. И я наблюдала отсутствие свободы во многих аспектах жизни.

Тем не менее, я думала — и до сих пор уверена — в советском строе было больше того, что нужно защищать, а не осуждать.

В социалистических странах были гораздо более справедливое распределение ресурсов и более высокие общественные цели, чем в том мире, из которого я приехала.

В последние десятилетия социализма я провела много времени в ГДР, Чехословакии, Болгарии и Югославии. У меня было много откровенных дискуссий и возможность ознакомиться со многими точками зрения. Я с энтузиазмом восприняла гласность и перестройку, и обновление социализма, которое, как я полагала, они принесут.

Было шоком увидеть конец СССР и ГДР, и Чехословакии, и Югославии. Это был самый драматический переворот не только с политической, но и с психологической точки зрения.

Все моё понимание истории строилась вокруг перехода от капитализма к социализму. И на моих глазах происходило обратное. Социализм всегда находился под глобальным господством капитализма. В той форме, в которой он работал на практике, социализм был спорным и неполным, и в конце концов стал жертвой устремления капитала к господству по всему спектру.

Те, кто думал, что это будет счастливая история о свободе и процветании, почти сразу же разочаровались. Восток был превращён в «Дикий Восток»: на огромной территории была реализована самая грубая и безжалостная форма капитализма, которую никогда не применяли к себе те, кто навязывал её извне.

Это был экономический коллапс, социальные потрясения и психологическое потрясение. Это был не обещанный подъём со второго на первый план, а погружение в третий мир. Навязанная «шоковая терапия» привела к массовой приватизации, обогащению немногих за счёт лишений, безработицы, обнищания, социальных потрясений и чрезмерной смертности для большинства. Люди стремились к демократии, а получили мафиакратию. Марксизм был представлен «еретичным» по ходу «чистки» научных институтов. Интеллектуальное помутнение преобладало даже в высших учебных заведениях.

Как враги восторгались своими победами и злорадствовали нашим поражениям! Им было мало видеть исчезновение СССР и других социалистических стран с карты мира.

Европейский парламент по случаю 80-летия начала Второй мировой войны приравнял коммунизм к фашизму как форму тоталитаризма. В последнее время большинство западных СМИ, освещавших 75-ю годовщину освобождения Освенцима, не упоминали о том, что именно Красная армия освободила его.

Уловки и ложь новой холодной войны перекликаются со старой.

История — это место борьбы. Мы должны давать отпор их лжи, как в разговоре о прошлом, так в современной политике.