На фоне этой истории неудивительно, что в Федеративной Республике существует одна тема, которая неуклонно исключается из прорабатывания и памяти о прошлом. Даже сегодня. Это — жертвы народов Советского Союза в войне на уничтожение, которую фашистский вермахт вёл против «еврейского большевизма», это убитые советские военнопленные и мирные жители.
Вопреки всем фактам о ведении войны вермахтом, легенда о «чистом вермахте» продолжает поддерживаться. Он, конечно, был «преступно замешан» (Урсула фон дер Ляйен), это да, но вовсе не был системным фактором нацистской геополитики, переступавшей все нормы и ценности.
Впервые и лишь в 1990-х годах выставка «Война на истребление. Преступления вермахта с 1941 по 1944 годы» обратила внимание широкой общественности на систематическое и стратегически спланированное участие в них военных на восточном фронте.
Ханнес Хеер, отвечавший за организацию этой первой «выставки о вермахте», указывает некоторые, трудно представимые сегодня способы обеления военной машины смерти в ранней ФРГ:
«…Правительство Аденауэра воспользовалось шансом, чтобы амнистировать вермахт с его … десятью миллионами солдат, развёрнутых только на Восточном фронте. И западные союзники были вынуждены согласиться с этим…»
[3]. Эйзенхауэр, бывший главнокомандующий Союзными войсками в Европе, а затем главнокомандующий НАТО, публично заявил в 1951 году, что немецкий солдат не потерял своей чести и что между Гитлером с его криминальной группой и вермахтом существовало резкое разделение
[4].
Критика такого взгляда на историю во многом подавлялась. Книги — например, Х. Бёлля, З. Ленца или Э.-М. Ремарка — либо не публиковались, либо полностью редактировались или искажались при переводе, как, например, «Дневник Анны Франк». Фильмы, напоминавшие о нацистской диктатуре и преступлениях вермахта, были переозучены, как «Касабланка», запрещены к показу или не допущены к конкурсу.
Как, например, «Ночь и туман», первый документальный послевоенный фильм о концентрационных лагерях и нацистском терроре Алена Рене. Его сняли с показа на Каннском фестивале в 1956 году после вмешательства федерального правительства.